Мошенник из Корабельного района, экс-советник Романчука, освободился из Российской колонии

Николай Дадеу — довольно известный в волонтерских кругах человек. Но обладает он далеко не «светлой» репутацией среди тех, к кому обращаются за помощью. 10 декабря 2014 года «Преступности.НЕТ» стало известно, что Дадеу, который на тот момент уже занимался активной деятельностью в Николаеве,
ищут одесские волонтеры. Активисты из соседнего города утверждали, что он собрал деньги у Евромайдана Одессы, около 17 тысяч гривен, и исчез.

После публикации об инциденте в Одессе деятельность Дадеу стали расследовать и николаевские волонтеры.

Николаевский волонтер Ирина Абрамова также прокомментировала деятельность Дадеу, обвинив его в том, что он собрал на организацию детского отдыха 23 тыс. грн, после чего судьба этих денег была неизвестна. Активистка даже обратилась с соответствующим заявлением в Национальную полицию Николаевской области, но производство не стали открывать. Причина — «отсутствие в деянии уголовного преступления». Как сообщает «Радио «Свобода», в производстве Дадеу проходил как свидетель. Была даже информация, что его хотели экстрадировать в Россию, но прокуратура Николаевской области это опровергла. Активисты же утверждали, что о ходе дела им не сообщали и попытались «замять дело по-тихому». Причину волонтеры видели в том, что Николай Дадеу на то время являлся внештатным советником тогдашнего главы Николаевской облгосадминистрации Николая Романчука.

Однако позже появляется новость — Николая Дадеу арестовали уже в России. Возник вопрос, что волонтер делал в воюющем с нами государстве, но ответ был быстро найден — у Дадеу в Новороссийске живет жена Дарья. А сам он якобы занимается там благотворительностью. В комментарии «Радио «Свобода» супруга Николая рассказала, что, выйдя за него замуж, категорически отказалась переезжать с ним в Украину, поскольку в России у нее растет ребенок, а ей самой нужно ухаживать за больной матерью. Во время очередной из поездок к супруге Дадеу арестовали за помощь запрещенной в РФ организации «Правый Сектор».

Активиста арестовали за «пособничество в экстремизме» из-за публикации на Facebook, где он рассказал о потребности участников «блокады Крыма» в автомобильных шинах и нескольких рациях. Помотавшись по СИЗО, Дадеу остаток своего срока (как «экстремист» и «опасный элемент») провел в колонии-поселении в Саратовской области.

Задержанный в РФ «волонтер» и советник Николая Романчука
из Корабельного района Николаева жаловался на пытки ФСБ

Позже фамилия Николая Дадеу появилась в списке украинских политзаключенных в России.

А несколько дней назад на своей странице в Facebook Николай Дадеу опубликовал фотографии из… Николаева с надписью «Мой родной город». Корреспондент «Преступности.НЕТ» связалась с ним и пообщалась о том, каково «сидеть» в российской колонии, планах на будущее и жене из России.

— Каковы были условия в российской колонии? Как там относятся к украинцам? Тем более, учитывая то, что вы были осуждены за экстремизм.

— Ужасно. Но там не только из-за помощи Правого сектора, там ко всем украинцам не очень хорошо. Но надо различать. Первое – отношение правоохранительных органов, то есть, непосредственно дежурных, постовых в СИЗО. Следователи довольно культурные. Даже чрезмерно. Это одни люди. И второе – заключенные, с которыми я сидел, находился рядом. То есть, правоохранительные органы не очень хорошо. Но, все-таки, там законы работают по более наших, это правда. Причем в две стороны. Они, если наезжают, то не говорят оскорбительных слов. Максимально, как меня пытались оскорбить — это «правосек» или «хохол». Для меня слово «хохол» — это унизительно. Я гражданин Украины, у меня есть украинские корни, но я не считаю себя хохлом, если бы меня называли украинцем – да, пожалуйста, спасибо. Но не хохлом. Но это мое личное. «Правосек» тоже. Я не правосек, как я это могу принять? Назови меня лучшим художником, но я не лучший художник.

— Могли за это избить?

— На этой почве не было. Единственное, что было в самом начале, меня переводили из ФСБшного СИЗО в СИЗО Новороссийска, это «этап» называется, это не быстро. СИЗО ФСБ находилось в Краснодаре, второе в Новороссийске. Меня перевели сначала в Краснодарское СИЗО простое, общее. Есть такая штука, как карантин, ты должен там какое-то время находиться. Потом тебя садят в общую камеру, и ты куда-то дальше должен ехать. Вот на карантине я познакомился, можно сказать, с человеком из Донецка, который был ополченцем и узнал, что я сижу за помощь Правому сектору, изначально начал агрессивно себя вести. Опять же, тюрьма, там столько лжи, что люди изначально настроены поговорить и выяснить, а потом уже, соответственно, делать выводы. Там верить мало кому можно, но какой бы не был конфликт, сначала говорят.

— А что касается самих условий в колонии? Например, еда…

— Еда была везде ужасная. Первые четыре месяца я сидел на капусте, это всех так кормили. Я как раз за четыре месяца похудел на 15 килограмм. В колонии чуть лучше, чем в СИЗО.

— В колонии работали?

— В этой колонии была работа, да. Но не мне, так как я не гражданин России. И плюс у меня статья такая… Они ее тоже неправильно расценивают, я – пособник экстремизма, а меня везде расценивали, как экстремиста. Это дополнительный профиль, а профиль – это присмотр. То есть, есть «побегушники», насильники. За такими людьми дополнительный присмотр, проверки им чаще делают и те, кто идет по террористическим статьям, они тоже имеют дополнительный профиль. Соответственно, мне работу не давали, а я и не хотел, честно говоря. Там два вида работ: первая – это поля, мы в селе находились, в Саратовской области. В основном, сбор овощей и фруктов. Второй вид работы – это швейка на территории колонии, и кромка. Это основные работы. Так, как это колония, я имел право выходить по закону. Но в первый же день меня позвали на беседу и сказали, чтоб я даже не думал выходить куда-либо. Даже в магазин имеют право выпускать, по заявлению и так далее. Так я больше скажу — колония-поселение, я даже имел право жить возле колонии, это по закону. Но в колонии по факту всего человек 30-40 максимум выходило. Всего. Из шестисот. По поводу работы в колонии, тоже было сказано, что мне ее никто не даст, потому что это инструменты – колюще-режущие, а у меня статья экстремистская, соответственно, я «особо опасный элемент».

— Но вы признали то, в чем вас обвиняли?

— Я признал публикацию. Но то, что это преступление, я не признавал. Это называется частичное признание. То есть, я признал – да, это я сделал публикацию. Об этом я говорил в суде. Об этом написал в Европейский суд по правам человека, мы подаем документы туда, буквально в течение недели это будет сделано уже. Но я не вижу в этом преступления. Я больше скажу, не только я так думаю, адвокаты тоже об этом говорят, что они не видят в этом состава преступления.

— В России принят закон о публикациях экстремистского характера.

— Там как-то иначе, призыв к экстремистской деятельности. Но там в основном законе интересная оговорка – против интересов Российской Федерации. То есть, если бы я помог в организации угандистским террористам, которые борются с зимбамбийскими, меня бы за это в России не судили. Даже если бы я им тут помог. Если бы я «правосекам» продал бы шины, это бы тоже не считалось, так как я продал, а не помог. А так как я сделал публикацию, которая, по сути, способствовала другим помочь Правому сектору, выходит, что не я помогал. Я просто сделал публикацию. Меня осудили за пособничество в организации деятельности экстремистской организации.

— Ваша супруга – гражданка России. Было ли давление на нее, когда был судебный процесс?

— Давления не было. По отношению ко мне относительно корректно велось все. К ней тоже. Незнанием нашим они могли выиграть. Я не знал российских законов, я не знал, можно ли мне адвоката или нет, свидание или нет. Для меня была большая манипуляция. Я просил свидания, жену сделали свидетелем не моим – защиты, а свидетелем обвинения. Понимаете, она меня ни в чем не обвиняла, она обо мне только хорошее говорила, суть не в этом. Она вообще отказывалась быть свидетелем, потом я ее попросил быть свидетелем, а следователь назначил ее как свидетеля обвинения. Соответственно она не имела права со мной встречаться во время следствия и суда.

— Во время следствия с ней пытались связаться российские спецслужбы или украинские?

— По поводу украинских я не могу сказать, не знаю, все возможно, а вообще с ней диалог велся через адвоката. Знаю, консул Украины в России с ней общался. Они приходили ко мне на суд, они общались и с моим адвокатом тоже.

— Ваша жена поддерживала вас?

— Конечно.

— Сейчас она в России?

— Да. В последний раз мы виделись на суде.

— Вы собираетесь к ней?

— Собираюсь. Буду ехать.

— Вы долго будете в Украине? Какие планы?

— Ну волонтерство вряд ли. Будем заниматься бизнесом, есть идеи, есть планы, наработки. Уже в принципе даже начал.

— С вами по приезду пытались связаться сотрудники СБУ?

— А смысл? Я тут уже чуть больше недели, со мной общались только правозащитные организации.

— А волонтеры? Как они сейчас к вам относятся?

— Не знаю, я общался с двумя людьми.

Стоит отметить, что в комментариях к первой публикации Дадеу на его странице в Facebook после освобождения николаевские волонтеры и активисты достаточно негативно отзывались о нем и обещали при встрече бить в ***ло.

— Что касается тех дел, которые были на вас заведены за волонтерскую деятельность, каков их статус?

— Их не было. Это все фантазии человека, который недолюбливает меня и все. Вы знаете, кто это. Было одно дело, в котором я был свидетелем. Насколько я знаю, оно действительно закрыто.

— Как ассимилировались?

— Нормально, я очень рад тому, что я в Украине, дышу свободным воздухом, рад людям.

— Вы сравниваете с российским воздухом?

— Там действительно все очень зажато. Я действительно был очень наивен, доброжелателен к простым людям, но там настолько полицейское государство, что нам это и не снилось. Мы действительно должны благодарить Бога за то, что мы живем на свободе. Мы ее не ценим, но это свобода.

Беседовала Юлия Акимова