"Я лежал и слышал, как орки добивают раненых", - боец ТРО рассказал об обороне Снигиревки в марте

Боец Теробороны Максим Сокол рассказал в интервью изданию «Наш Город» о том, что происходило в марте месяце во временно оккупированной Снигиревке. В Снегиревке проживает около 13 тысяч человек. Враг вошел сюда с направления Херсона. Город в оккупации с 19 марта. Из-за тяжелых ранений во время боев Максим уже перенес девять операций и имеет несколько пластинок в черепе, парню всего 23 года.

Так случилось, что этот молодой и веселый парень в феврале 2022 года был у бабушки в городе Снигиревка Николаевской области, собирался на работу в Эстонию — уже сделал себе загранпаспорт. Однако война изменила планы.

«Я жил в Николаеве, бывал и у бабушки. Работал сварщиком, на строительстве. Много было вариантов работы по всей Украине. В феврале мы понимали, что будет война, что они нападут! Еще к 24 числу мы уже начали готовиться. Мы наделали коктейлей молотова и понимали, что будет запад войск. Это было понятно из новостей. Мой друг говорит: «Поехали к военным на блок-посты, я наделал плакатов!», — рассказывает он.

Максим с друзьями закупили продукты, сигареты для военных, готовили зажигательные смеси и ждали.

«А уже после 24 уехали в городскую администрацию, записались в ТРО, оставили свои данные. Потом уже началась работа — ночью патрулировали, искали коллаборантов, метки и все остальное. Строили блокпосты», — рассказывает он.

В оккупированном городе у Максима остались родные.

«Мои родители разведены. Жена папы с детьми уехала в безопасность, старшая моя сводная сестра уже родила ребенка, ее муж тоже воюет», — говорит он.

Рассказал Максим и о реакции на оккупацию жителей города:

«Люди разные, были и предатели, а были и те кто пошел в ТРО и ВСУ».

К бабушке в первые дни пришли оккупанты — искали в доме военных, проверяли документы.

«Мужчин раздевали — искали татуировки и следы от ремня для автомата», — рассказывает мама Максима Людмила.

Максима вспоминает, что когда пришедшие в дом друзья, орков удивил комфорт. «У вас уборная в доме?», — спрашивали они. Дикари, для которых санузел — не дыра в полу, это уже роскошь!

«Местных забирали на допросы, избивали. Под дулами автоматов они заставляют людей чинить им машины, например. Референдум вообще смех — у людей просто собрали паспортные данные и поставили галочки», — говорит он.

Первое марта Максим Сокол называет своим вторым днем рождения, ведь именно тогда он получил серьезное ранение, из-за чего едва не погиб.

«Был день, когда наши вертушки работали по вражеским грузовикам, это было в соседнем селе. Пацаны туда уехали, мы ждали оружие. Мой дед на Волге притащил ребятам на блок-пост зенитку. Разложили шипы, укрепляли блок-пост и ждали», — говорит он.

В день ранения ближе к вечеру военные, ТРО и гражданские уехали на выезд из города в Херсонскую сторону, рассказывает он: Мы сели в засадах у дороги, а мне один мужик говорит: Кто смелый — пошли со мной. И я ушел. С собой только нож и зажигалка Zippo для коктейлей. И вот начали идти БМП и грузовики российские, и мы начали их забрасывать коктейлями, чтобы подсвечивать, чтобы наши военные их «валили» из РПГ».

Парень рассказывает, что внезапно он почувствовал сильную взрывную волну и боль в затылке: или враг бросил в его сторону гранату, или это был осколок чего-то другого.

«Я почувствовал, что голова истекает кровью, немного отбежал. А мужчина, который в начале меня звал, это местный — его зовут Виктор. Он меня оттащил подальше и спрятал в камышах. Он на себе меня тащил и спрятал. Там был пруд и старые такие желтые камыши, — вспоминает он и добавляет, что там он провел пять часов, пока за ним не вернулись».

Орки вылезли из горящих машин и начали убивать выживших. Просто ходили и стреляли. Я не знаю, сколько погибло, но нас было где-то 15 человек, может, и больше. Они ходили и стреляли, но я помню все — я не терял сознания. Один из наших сказал орку: «Ну, все, пока, у*бки!». И его застрелили. Я тогда думал, что мое время пришло. Либо я умру от ранения, либо меня пристрелят. Дальше я проснулся на операционном столе, из меня вытаскивали осколки. Потом привезли в Николаев, там тоже были операции, — вспоминает Максим Сокол.

Он рассказал, что в это время врачи сделать ему уже несколько операций.

«Одна была необходима, потому что один осколок стал гноиться. Это вызвало множество проблем. Один осколок останется в моей голове навсегда, как и две титановые пластины. Четыре месяца я был как овощ — видел галлюцинации, смотрел в одну точку. Я говорил, что лучше смерть, чем быть инвалидом. В ВСУ меня не взяли, потому что я «сердечник» — есть диагноз. Но сейчас после реабилитации я пошел бы снова, в ТРО, куда угодно, если возьмут», — рассказал парень.