Почему «все не так» в Николаеве. «Внутренний космос» нашего города

Метафора европейского города, как человеческого организма, сложилась в ХVII веке. Сначала она появилась в литературе (Даниель Дефо «Дневник чумного города»), а потом мягко перетекла в урбанистику.

Сравнение оказалось настолько живучим, что сегодня превратилось в производственное клише. Все архитекторы-градостроители в пояснительных записках к своим проектам употребляют название внутренних органов человеческого тела («легкие города», «сердце города») для функционального обозначения тех или иных объектов.

З сентября 2016 года киевский архитектор Виктор Зотов, представляя план реконструкции Соборной площади Николаева, много раз озвучивал метафоры «интеллектуальный мозг», «артерии» и проч.

Действительно, любой город напоминает человеческий организм. У него есть свои: печень, почки, легкие, желудок и… прямая кишка. Тело — это система вен и артерий, объединенных большим и малым кругами кровообращения. Мегаполис — аналогичная система улиц, под которыми пролегают трубы канализации и нервы оптико-волоконной связи.

Если наше тело нуждается в постоянном притоке воды, чтобы смывать пот и грязь, то городу так же потребно надежное водоснабжение. Скорость, с какой областной центр продуцирует нечистоты, поистине устрашающа.

В середине ХХ века, сравнение города с человеческим организмом постепенно обрело прикладное значение, но не в архитектуре, а в социологии.

Города, по мнению ученых, живут как люди. Они имеют эмбриональное состояние, детство, отрочество и юность. В зрелые годы мегаполисы проходят свои университеты, стареют и умирают.

Николаев — не исключение, напротив, он имеет неповторимую судьбу, которая не всегда помогала городскому организму развиваться без болезней и сердечных приступов.

Без болезней и сердечных приступов

Основатели города Михаил Фалеев и Григорий Потемкин приняли решение о строительстве Николаева спонтанно. Первый «ребенок» — Херсон – родился неудачным. Строить корабли в нем было можно, но, чтобы  вывести их в море по мелкой дельте Днепра, приходилось строить деревянные понтоны.

Фалеев приехал на полуостров с оказией, чтобы расследовать преступление — набег турок, которые разорили имение Франца Фабре и убили служанку. Он огляделся по сторонам и… замер от восторга.

Перед ним открылась великолепная панорама. Фаллопиевые трубы двух рек: Ингула и Южного Буга намыли полторы тысячи десятин удобной земли, а материнская пуповина лимана комфортно привязывала будущий город к морю.

Державная беременность продолжалась полтора года. Эмбриональный зародыш Николаев находился в материнской плаценте, подпитываясь мощными дотациями из Санкт-Петербурга.

Первый фрегат «Святой Николай» обошелся казне 41 000 золотых рублей – вполовину дороже, чем строительство такого же судна на верфях Гуля, Картахены и Бреста. Однако судьба будущего «ребенка» уже была предопределена — новый город должен строить корабли.

«Родители» приняли решение и… ошиблись. Если бы они знали древнюю историю земли, где появился Николаев, то наверняка передумали и оставили утопическую затею, переместив имперское судостроение в Одессу, Крым или только что завоеванный Очаков.

Николаевский полуостров с эпохи средней бронзы всегда был центром международной торговли. Роза ветров способствовала здесь возникновению города-порта «Дикий сад» — современника Трои.

Всему причиной – ветер. Не было бы ветра – ничего бы не было вообще. Он дул с северо-востока почти круглый год. Мореходы месяцами не могли выйти в море из лимана.

Бескилевые суда бронзового века неспособны лавировать против устойчивого шквала. Корабли останавливались в ближней бухте полуострова. Купцы долго ждали попутного бриза.

Некоторые искали проводников и перевозили товары по суше. Постепенно здесь возникла стихийная торговля, и появилось небольшое местечко, которое затем стало крупным портом.

В геополитическом плане укрепленное городище «Дикий сад» замыкало самую северную точку Черноморского торгового пути и контролировало сухопутные товарные артерии на северо-восток до Днепровских переправ; на север – в Лесостепь; на северо-запад – в Центральную Европу, а также переправу через Южный Буг – путь на Балканы. Поймы рек с песчаными косами – идеальное место переправы наземных караванов.

«Дикий сад» стал важным транспортным узлом международной торговли. Водный путь на север был неудобен. Приходилось плыть против небольшого, но течения. Зато обратный путь экономил массу времени и сил. Стратегическая привлекательность такого торгового центра дало взрывное развитие древнему городу.

«Родители» (Российская империя) ошиблись, уготовив своему «ребенку» судьбу монохозяйственной военной верфи.

В грудном возрасте «малыш» еще как-то сопротивлялся. Николаев с самого начала имел любопытную социальную инфраструктуру. Здесь в 1790 году каждый третий поселянин был гильдейским купцом (один торговец на двух жителей города).

Строительство флота обещало крупные подряды оптовикам, а мелким и средним челнокам — поставки товаров для нужд армии и военного флота.

Строительные материалы и продовольствие, металл и камень, лес и парусина: все – от иголки до ружья надо было сюда привезти и продать.

Николаевское адмиралтейство в 1804 году заключило 1275 подрядных договоров с купцами на общую сумму 1 млн. 076 тыс. рублей. Подрядчики должны были поставить широкую номенклатуру видов товаров и услуг – всего 742 позиции.

Перспектива выгодных контрактов и высоких прибылей, конечно, не могли не привлекать первых купцов вкладывать свои деньги в хозяйственное освоение молодого города, однако не это было главным для администраторов, которые приехали из Санкт-Петербурга осваивать дикую степь.

24 февраля 1792 года императрица Екатерина назначила Главным командиром Черноморского флота и военным губернатором Николаева вице-адмирала Николая Мордвинова.

Новый губернатор имел неплохие связи со столичными деловыми кругами и поэтому переадресовывал заказы на санкт-петербургских купцов. Объемы городской розничной торговли при нем резко упали.

Николаевские подрядчики так и не дождались обещанных заказов. Они стали уезжать в соседнюю Одессу, где создавались мощные гильдейские сообщества и капиталы оборачивались быстрее.

Городские верфи с контрактным оборотом в 9 000 000 рублей надолго стали откатной кормушкой для чиновников Морского ведомства и членов императорской фамилии.

«Малыш» Николаев попал в жесткие лапы военных фельдфебелей-гувернеров. Его стали тренировать на плацу и совершенно забыли об интеллектуальном воспитании.

«Младенец»-город постепенно становился подростком. У него появилось сердце – развитая верфь, желудок – окрестные хутора и слободки, прямая кишка – первая свалка на берегах Ингула (территория сегодняшнего «Велама») и слабые почки – наполовину реализованный грейговский водопровод. Постепенно начал разрастаться желудок (местная промышленность), однако полноценного пищеварения еще не появилось.

Главное – у «ребенка» не было мозгов, но… без мозгов Николаеву в ХIХ веке было комфортно.

Без мозгов

Из школьного учебника анатомии известно, что головной мозг состоит из нескольких отделов: продолговатый мозг отвечает за рефлекторную функцию организма; мозжечок – за координацию движений; четверохолмие – за зрение и слух, промежуточный мозг – за обмен веществ и распределение энергии; большие полушария – за анализ информации и накопление жизненного опыта.

Большие полушария у города-подростка отсутствовали, вернее, они были, но находились в эмбриональном состоянии. Анализ информации и все решения, необходимые для развития организма, принимались в столицах. Сначала в Санкт-Петербурге, а при большевиках — в Москве.

В Николаеве с самого начала сложилась неповторимая коррупционная среда. Неповторимой потому, что местная бюрократическая вертикаль – руководство Черноморского флота – не допускалось к бюджетной «финансовой реке».

Все откатные схемы на выгодные подряды формировались в высоких правительственных кабинетах Санкт-Петербурга. Городская община не получала никаких выгод от того, что на территории Николаева выпускался конечный продукт – военные корабли – итог работы сотен смежных фирм. Город оставался на финансовой обочине империи.

Для того, чтобы сохранить за собой бюджетную кормушку, столичные бюрократы держали «руку на пульсе» и подвергали тотальной опеке даже самые интимные вопросы жизни николаевской городской общины.

Если в каком-нибудь Саратове или Рязани можно было совершенно спокойно открыть начальное народное училище, не испрашивая дозволения из центра, то в Николаеве всё проходило под бдительным контролем Морского ведомства.

В городе действовали две правовые системы. Гражданское население подвергалось санкциям по Полному собранию законов Российской империи, матросы и флотские офицеры – по Воинскому дисциплинарному артикулу, принятому еще при Петре I. То есть за убийство, воровство и мошенничество офицеры получали одно наказание, остальная часть населения – другое.

Военные правили в городе бал, городская Дума не влияла на ситуацию, а гласные (депутаты) были ничего не значащим фасадом гражданской жизни общины. Они десятилетиями были равнодушны к проблемам города и, как бы сегодня сказали, не креативны.

Функция лобных долей головного мозга, отвечающая за оперативный анализ и накопления социального опыта, постепенно атрофировалась у города. Аналитический центр был в столицах.

Постепенно деформировался и промежуточный мозг, отвечающий за обмен веществ и вкусовые рефлексы. Экономическая инициатива в городе едва тлела, все ждали подрядов из имперских столиц, чтобы «откусить» у державного пирога свою откатную толику. «Слюна» выделялась только в начале бюджетного года.

Постепенно у местной бюрократии на генетическом уровне сложился потребительский стереотип алгоритма организации общинной жизни.

Развивалось «сердце» города, появился митральный клапан – завод «Наваль», затем предсердие – молодая верфь «Океан», но… большие полушария мозга оставались в эмбриональном состоянии.

Они не могли развиваться вместе со всем городским организмом потому, что местная инициатива жестко подавлялась имперским государством.

В 1932 году пленум Николаевского горкома КП(б)У освободил от занимаемой должности председателя горисполкома Конотопа Виктора Яковлевича за то, что он «в обход общей линии партии» провел решение о строительстве детского сада в первом городском микрорайоне («юмтовские дома») на Спасском спуске.

Проступок коммуниста Конотопа был серьезный, так как накануне республиканский пленум компартии Украины призвал советы всех уровней отправлять освобождающиеся средства местных бюджетов на укрепление предприятий тяжелой промышленности.

В 1933-м бюро горкома КП(б)У уволило председателя горисполкома Геннадия Шулькина за… незаконное (без согласования с секретарем райкома) предоставление прописки восьми учителям общеобразовательных школ города.

Шулькина не просто уволили, его дело было передано в комиссию партконтроля, после чего он был арестован органами ОГПУ и предан суду военного трибунала и расстрелян.

Двухвековой тотальный контроль из центра за местной инициативой превратил городскую общину  организм с синдромом Дауна. Было всё: и печень, и почки, и поджелудочная железа, но отсутствовало аналитическое мышление.

Николаев пережил в своей биографии два серьезных кризиса: первый – после Крымской войны, когда центр самоустранился от проблем города и второй – после распада СССР.

Когда журналист областного телевидения спросил покойного директора ЧСЗ Юрия Макарова о том, что нужно сделать для того, чтобы вновь заработал конвейер авианосцев на заводе, то интервьюируемый ответил: «Нужно возродить СССР и коммунистическую партию Советского Союза».

Генетика подростка с синдромом Дауна настолько прочно поселилась «в позвоночнике» местных бюрократов, что не отпускает чиновников и по сей день.

Пять поколений депутатов обещали горожанам возродить в Николаеве судостроение (18 целевых программ), обещали бюджетные преференции из центра (свободная экономическая зона), обещали рост промышленной и социальной инфраструктуры за счет дотаций из Киева… Много чего обещали.

Однако лобные доли мозга, отвечающие за социальный опыт, до сих пор находятся во внутриутробном состоянии у «мужчины» по имени город Николаев.

Губернаторы, назначаемые из столицы, ничего поделать не могут с этой ситуацией. Они заставили функционировать свой продолговатый мозг на интересы личной прямой кишки.

Однако не все так плохо, как кажется. В городе появились зернотрейдеры, которые активно включают экономику края в конъюнктуру международного рынка. Они уже мыслят совсем по-другому и постепенно реанимируют полуостров в транспортный хаб, который здесь существовал еще четыре тысячи лет назад.

Есть попытки создать силиконовую долину – Николаев занимает первое место в Украине по компьютерным преступлениям – здесь куча хакеров.

Однако самое главное, что происходит сегодня  в городе – обострение инстинкта самосохранения общины. Николаев – «мужчина в расцвете сил» – начинает свое интенсивное самовоспитание.

В городе проходит много всяких форумов: « какого-то развития», «переработка мусора» и проч. Это не колыхание воздуха, это попытка обрести утраченную способность – мыслить самостоятельно.

Алгоритм простой: нужно сначала все проговорить, а затем принять решение. Наши лобные доли еще не способны к анализу внутренней речи для критического осмысления бытия. Мы не поймем, что с нами происходит, пока вслух этого не скажем.

inshe.tv, Сергей Гаврилов.