94-летний уроженец поселка Широкая Балка (позднее он стал одним из микрорайонов Корабельного района города Николаева) Владимир Петрович Щербина (27.11.1926 г.р.) рассказал о жизни в оккупации во время Второй мировой войны, о принудительной эвакуации в марте 1944 г., транспортировке контингента восточных рабочих из Николаева в г. Ульм (Германия) через территорию Румынии, подневольном труде на немецком заводе и освобождении англо-французскими войсками в апреле 1945 года.
Видео с рассказом острабайтера Владимиром Щербиной опубликовал весной 2021 года Валерий Чернявский. Выдержки из него мы предлагаем вниманию наших читателей.
«…В 1934 году я пошёл в первый класс. Только закончил семь классов, и началась война, как только мы сдали экзамены… Мы видели, как начиналась война, как летали первые самолеты. 16 августа 1941 года в город на бронемашинах заезжали фашисты, ехали в порт… Очень тяжело было переживать это время, кушать было нечего, как-то я пошел на базар, где сейчас стоит дворец Судостроителей, там немцы согнали и повесили несколько человек, и всех людей согнали, чтобы посмотрели, как вешают людей.
Прошло еще немного времени, год прошел, выживали как-то. И тут — первый набор, он был организован так: забрать всех, кто желает добровольно уехать в Германию. Я знаю лично несколько человек, которые уехали так. Вот как Чумак Мария Григорьевна, она уже была пожилая женщина, ни семьи не было, ничего, она была у нас учителем по зоологии и по химии. Еще знаю тут с улицы, брат и сестра тоже уехали добровольно. Больше никого не было.
Потом проходит время, и вот в 1943 году – мобилизация, 1926 года рождения людей забирали, кто не повинуется – расстрел или тюрьма. И попадаю я туда… везут нас на спиртзавод…
Света не было, ничего не было. А Пономаренко Лёня был, он курил, и говорит: «Давай заправим зажигалку». А там соломы столько было насыпано… Наливает бензин и зажигалкой чирк, и все как загорелось, началась паника, все давай тикать кто куда, горит же все… Мне оттуда удалось сбежать.
Попал я в Октябрьское. Забирали потом уже и 1927-го года рождения, и больше не брали никого. Потом – облава, и в облаву я попадаю (там, где сейчас на перегоне «Таврия»), и нас – в штаб. В Широкой Балке был штаб (там, где аптека у нас была), и нас четырех туда пригнали, и многих наших, у которых дети были уже.
Семейных людей тоже всех выгребали, всех гнали немцы. Потому что фронт уже двигался, уже ольшанцы вскоре будут высаживаться тут в Николаеве (они 28-го марта, а нас забрали 17-го).
Сначала загнали нас в Тимвод, где мы пробыли 2 суток, там был лагерь военнопленных. Вечером подошли три машины больших, и немцы с автоматами в кабинах… Нас повезли в Одессу… Погрузили нас в баржи, которые приходили с Румынии, обвязали пробками (наверное, как спасательные жилеты) и целую ночь везли в румынский город Сулима, и уже из Сулимы — в город Галац, и там погрузили в товарные вагоны с решетками на окнах.
В вагонах по 60 человек ехало. Вы представляете себе? Это ж страх и ужас: 1,5 месяца ехать. Привезли уже в немецкий город Ульм (дорога очень трудная была), «прожарили» нас, подстригли, выдали одежду.
Пробыли мы там два дня, и приезжает покупатель, как они его называли, Ганс — немолодой мужчина, лет 45 ему. Он постоянно смеялся, это был зять хозяина предприятия, на котором мы должны были работать (на часовом заводе). Он опять посадил нас в пригородный поезд, привезли в другой город и погнали нас 20 человек в рабочий лагерь…
Вместе с нами работали французы, но они работали по договорам (не как мы принудительно), они отрабатывали свой срок и могли обратно уезжать, а мы нет.
Когда нас загнали в лагерь, дали нам по батончику (400 грамм) черного хлеба – это на неделю. И два раза – баланда: брюква заболтована с мукой – в обед и вечером (утром — ничего).
Через какое-то время привезли нас на фабрику и начали распределять. Меня посадили за сверло, станок такой большой. Как потом мы узнали, они передавали детали, которые мы делали, в Швейцарию на заводы. Как-то у меня сломалась иголка на станке, и немец подходит ко мне, объяснил, как, но не кричал.
В 44-ом году Швейцария перестала принимать детали, работы уже нет, и выходим мы с работы, а куда, куда ж идти? Кушать же что-то нужно, и мы пошли в тот лагерь, где мы были до этого. Туда пришли, а там уже никого, немцы уже сдались в плен. Мы вернулись обратно, а там уже военнопленные появились, организовали лагерь, охрану, там были и женщины, и дети, я там топил буржуйку, снег подметал… Так и жили…
Мы уже были освобожденные. Нас кормили, нам выдавали сигареты, и мы за сигареты стриглись, покупали товары…
Подошло наше время, чтоб вывозить нас на родину. Подъехала два эшелона, и радости сколько было! И танцуют, и поют, дали нам еды в дорогу, привезли в город Дрезден, это уже наша советская территория была. Там я рассказал свою историю, капитан все записал, и мы отправились на родину…», — рассказал Владимир Петрович Щербина.
Полный его рассказ — на видео:
Ни героических сражений, ни газовых камер с крематориями как в расейских новостях...
Если в 34 он пошел в первый класс, значит он 27 года рождения. В 41-м ему было 14 лет. Почти, как моему деду. Но мой партизанил и воевал, приписав себе годы. О свобождал таких товарищей.
Моего отца забрали когда ему было 14 лет,его старш брата и деда моего. Бабушка осталась с малолетней дочкой сама.
По распределению отец попал на масло-молочную фабрику. Пришли наши и их пешком строем при охране,отправили домой,шли почти 2 месяца Мимо шли один за другим эшелоны в основном груженные.... не людьми. Всю жизнь вспоминал добрых и порядочных хозяев фабрики.
Но самое интересное что в 74м году в заводской столовой завода "Океан" когда он громко разговаривал,его по голосу сразу узнал мужчина который работал с ним на фабрике..Воспоминаний,радости- дружили до смерти.