«Мама, я живой»! Записки николаевского волонтера из Зоны АТО
— Где бы мы еще встретились…
Я обернулся на голос и секунду-другую старался узнать того, кто меня окликнул. А узнав, ошарашено крякнул — передо мной стоял…
…Картинки событий последних месяцев часто кажутся мне кадрами какого-то странного сна. Ощущения, что ЭТО происходит не со мной, не с нами, наваливаются бесконечно. В тот момент было так же: колонна военной техники, в составе которой на равных медленно ползет и гражданский транспорт, миновав указатели «Симферополь», «Джанкой», по команде стала. Из двигающегося впереди нашей «Газели» желтого автобуса с надписью по борту «Школьный» высыпают совсем не дети, а вполне взрослые мужчины в разношерстной военной форме, большинство с автоматами. Нас, сопровождающих в Зону АТО собранные для десантников 79-ой посылки, продукты и вещи, старший колонны просит снять с «волонтерских» авто гос.номера.
Когда, как теперь кажется, сто лет назад впервые увидел в бегущей строке аббревиатуру «АТО», не сразу «врубился». Сперва решил, что телевизионщики пропустили букву, и речь в «бегушке» идет о североатлантическом альянсе. Теперь, конечно, для большинства эти три буквы стали особенно узнаваемыми, знаковыми.
Закуриваем.
… — где бы мы еще встретились, — негромкий голос.
Мы много раз встречались. Чаще всего в кабинете. В его рабочем кабинете на улице Фрунзе. Не помню, видел ли его без галстука и не в деловом костюме. Но встретить здесь, на трассе, не под «кондером», а под палящим солнцем?!…
Передо мной, в «берцах», в камуфляжных футболке и брюках, с непорожней, прихваченной ремнем вокруг ноги, пистолетной кобурой, коротко стриженный и сильно похудевший стоял…
Черт, наврал я в начале, вовсе не секунду-другую «въезжал». Но передо мной стоял начальник Заводской государственной налоговой инспекции г.Николаева Юрий Борисович Степанец.
Обнялись.
Уже при следующей остановке колонны командир огневого взвода старший лейтенант Степанец переберется в нашу «Газель». Вместе с автоматом, бронежилетом, штатным РПО (Реактивный Пехотный Огнемет) «Оса», двумя касками и прочим, общим за 50 кг весом, личным грузом. Следующие трое суток мы проведем большей частью вместе. Я спрашивал, он рассказывал. Не то, чтобы неохотно, но без пафоса, без красок — он и раньше был неболтлив. Наши диалоги я, как мог, запомнил, кое-что каракулями записал в трясущийся при движении машины блокнот. В той же несколько неряшливой последовательности их и привожу.
— Знаешь, Юра, а ведь я вспомнил, что в инете мне на глаза какие-то тексты о том, что начальник Заводской налоговой ушел служить в войска, как-то попадались.
— Было. Комментарии читал? Я в них и дурак, и болван, и…
— Не читал. Но помню, мне тогда подумалось, что ты где-нибудь при штабе пристроился, «по-теплому».
— Так и есть, от штаба недалече. Я пошел добровольцем три месяца назад. В военкомате с неделю от меня «отмазывались», боялись проблем типа «забрали в армию нужного чиновника». Ну, пришлось их вроде как уговаривать. Зачислили в 79-ую ВДВ — я же Дальневосточное училище, что в Благовещенске, в 92-ом закончил, морпех, красный диплом.
Для справки: штаб 79-ой находится совсем не в тылу, с мест его базирования (которые не стационарны) можно, так сказать, до границы с РФ, при желании, доплюнуть. В первую же ночь, которую «на штабе» провел волонтер, оставшийся для персональной доставки посылок, то есть прямо в руки солдат, прошел очередной минометный обстрел штаба.
— Морпех? А как тебя в финансы занесло?
— Союз распался, пошли сокращения. Предлагали разные бесплатные курсы. Как-то так.
— Как там, в «Зоне»? Кстати, вы между собой как говорите: «вернуться в Зону», «на фронт поехать»?
— «На войну» — так, наверное. А как там — да по-разному.
— Чечены есть?
— Не встречал и не видел. Ну, так они, судя по новостям, в городах. А мы в полях воюем. Вот шахтеров видел, сопровождал их, пленных.
— Шахтеры с оружием?
— (Смеется тихо. Юрий, кстати, вообще говорит негромко, без нажима.) Те, что мы сопровождали, были уже без оружия. Но раз пленные, то до этого, до пленения, были с оружием. В плену уже говорят: нас заставляли. Там многие, вообще, местные так говорят. Говорят, что ходят по дворам кубанские казаки, суют мужикам автомат и два рожка к нему: иди воюй. А не пойдешь — сожжем дом. Вот и идут. С этими двумя пленными шахтерами еще девушка была. Маленькая, худенькая, килограммов 40 веса. Все плакала и говорила, что жениха ищет. А в телефонах у нее карты района боевых действий. Может, в «легенду» и поверили бы. Вот только сразу после ее задержания к нашим «оттуда» позвонили и предложили обмен. За одну эту девицу — 10 наших, что у них. Снайперша, наверное. Или инструктор.
Наша колонна снова стала. Остановок, вообще, было очень много, да и ползли еле-еле. Ели придорожные беляши, черешню. Мимо нас, набычась и покачиваясь, прошел, налитый под завязку, «воин». Наш, из школьного автобуса. Я негромко спросил:
— Пьете? В смысле, водку?
— Нет. А я (улыбается) так уже пять лет вообще.
— А другие? Нельзя, не разрешают?
— Нечего пить. И купить негде. Деньги цены не имеют. Нечего покупать. В прифронтовом тылу все иначе. И еды хватает, и воды. Они, я видел, одежду по три раза полощут в питьевой воде. Помощь (обмундирование, продукты, вода, — прим.авт.) в прифронтовой зоне скапливается, тыловики жируют. И едят много, и бухают. А у нас….. консервы армейские есть невозможно, дрянь с волосами. Похудел я за это время на 16 килограммов, дома, правда, за два дня отъелся, кило три добавил (тепло, в тон «домашней» теме, улыбается).
Наша поездка показала, что на передовой проблемы с обеспечением вовсе не от массового воровства «тыловиков». Главная проблема — доставка на передовую, по многочисленным огневым точкам. Машины с водой и продовольствием вклинивают в состав колонн, сопровождаемых бронетехникой. Дороги минируются. Нас, к примеру, с одной из точек дальше не пустили — несколькими часами раньше маршрут был перекрыт взорвавшимся на фугасе транспортом. Приоритетным грузом для таких «подконвойных» колонн являются, понятно, не печенье и «гражданская» консервация.
«Воин» все покачивался у автобуса.
— Расслабляется перед возвращением на «войну», или…?
— Или. Тыловик это. Я с ним домой ехал, он также не просыхал.
* * *
В качестве отступления. При следующей остановке колонны упомянутый пьяный «тыловик», выходя из автобуса, рухнул на придорожную траву. Мне, да и всем волонтерам, было стыдно. Стыдно перед собой (мы как-то уже ощущали себя частью большого военного целого), перед торговавшими на рынке гражданскими, некоторая часть которых стала очевидцами такого вот проявления «мужества и геройства».
А вообще, лично меня чувство стыда не оставляло всю поездку. Правда, это был стыд иного рода. Да, я твердо знаю, что не хочу воевать, не желаю даже думать о необходимости направлять оружие в сторону тех многих, таких же, как я сам, только запутавшихся. Я знаю, что, два года в спортроте московского «Динамо» меня ничему, для войны, не научили. И в этой поездке я все время, разгружая «гуманитарку» и пожимая руки десантников, танкистов, «вэвэшников», ждал вопроса: а почему ты не с нами, не в строю? И я заранее мучался от своего ответного, бледного и невразумительно: «так повестки не было, да и дети у меня, возраст…».
Слава Богу, не было такого вопроса. Были только искрение радость и благодарность.
После небольшой паузы утомившегося «бойца» нехотя подняли, усадили на ступени автобуса. Сидя на них, он что-то невнятно мычал, о чем-то, ему одному видимым слушателям рассказывал. Выходящие из автобуса десантники не протискивались рядом с ним, а брезгливо перепрыгивали.
Под Мелитополем я стал свидетелем еще одного сюжета, вписывающегося в откуда-то (из фильмов и книг о ВОВ, Афганистане?) знакомую картинку: слегка протрезвевший «тыловик» что-то пытался внушить двум девушкам-медичкам, так же, как и все, одетым в камуфляж и «берцы». Я услышал, как этот, подочухавшийся, громко и с претензией сказал:
— Тринадцать дней в окопе!
На что одна из девушек процедила:
— Щас расплачусь.
На следующий день ни рожна не помнящие «герой» подкатил ко мне — знакомиться:
— Я Дима-бэтээрщик, меня вся бригада знает, если че, обращайтеся.
А потом попросил денег. В семье не без урода…
* * *
— Случай такой был, — продолжил Степанец «ликероводочную» тему, — Поймали комбайнера, который «сепарам» технику ремонтировал. Он покаялся и в знак чистосердечности сделал клетку. Метр шириной. Теперь тех, кто умудряется где-то разжиться «бодрящим», и дважды на сем замечен, — в клетку определяем, такая вот «губа» у нас.
— Как у наших с оружием?
— Этого добра хватает.
— А с бронежилетами? Матери переживают, больная тема.
— Теперь нормально, вначале было плохо. Сейчас порядок. У меня у самого два. Сослуживцы с «гражданки» помогли — скинулись, купили и передали. Еще запорожские казаки подвезли- кевларовые, хорошие, как их… «Корсар».
— Какой класс?
— Четвертый. Мы проверили. Порядок, надежно. Лупанули из пулемета, из снайперки, с пяти метров. Держит. Нагоняй, правда, от замкомбрига получили: чего, говорит, казенку портите. Редкий случай, чтобы кто без бронежилета был, разве впопыхах кого на передовую направят. Я одного такого видел, обстрел как раз начался. Я ему свой «броник» дал — отдашь, говорю, когда выдадут. Мы там все вместе, помогаем друг другу, как можем.
— Какое соотношение сил в Зоне?
— Наших, конечно больше. Я вначале думал, что нас только три бригады. Потом слышу название новых, незнакомых частей — стягиваться начали. Российские вертолеты спокойно на нашу территорию залетают. Колонны наши сопровождают, психологическое давление и разведка вместе. Только когда наши МИГи поднимаются, уходят. Наши колонны вдоль границы передвигаются. Прямо рядом со столбиками пограничными. Я так думаю, что это еще и способ блокирования границы. Вот увидишь сам, когда по «точкам» пойдем. Ну, а российские вертолеты, как сказал, сопровождают.
Но вдоль границы, по-над пограничными столбиками, мы не пошли — на отработанном маршруте взорвался наш транспорт. Маршрут в такой ситуации сразу меняют.
— Стреляют вертолеты РФ?
— Да нет, не хватало на нашей территории им еще и стрелять.
— А как вы тех, кто с той, «ненашей», стороны называете?
— Сепаратисты, «сепары».
— А колорадами?
— Нет.
— Как население в Зоне, настроения?
— Меняется. В Херсоне, когда домой ехал, при движении нам машут, в Запорожской области уже угрюмые лица. В Донецкой и Луганской…сам понимаешь. Там, конечно, многие за РФ. Но и у них настрой меняется. Флаги РФ, этих ДНР, ЛНР много, конечно на домах. Но вот на заборе, крупно, краской: «ДНР». Позже смотрим — уже перечеркнуто и крупно «Донбасс это Украина».
Мы шли в Зону по почти тому же маршруту, по которому Ю.Степанец ехал домой несколько дней назад. Ни одного флага РФ, ДНР, ЛНР не видели. Многие… нет, верней так: немало жителей приветственно — ответно вскидывали руки. А вот дети — те все до одного. То ли это детская непосредственность, то ли проявление чувств, которые скрывает большинство взрослых, — не знаю.
— А в личном общении как ведет себя население?
— Нет у нас личного общения на войне. Мы в полях, они должны поменьше нас видеть, пересекаться с нами. Разведчики, те, конечно, общаются. Еще на блокпостах, туда, рассказывают, местные приезжают, благодарят.
— Что их снайперы?
— «Сепары» знают, что теперь с бронежилетами норма — по конечностям снайперы бьют, по ногам. Ну а от миномета ни жилет, ни каска не спасут особо, сам понимаешь. Кстати, о вооружении: видел дома, в Соляных, на посту «Шилку» — у нас их нет, я, по крайней мере, не встречал. А очень были бы кстати.
Глаза моего собеседника явственно слипались. Пробормотав «двое суток не спал дома….», Юра уснул. Через час встрепенулся. В салоне звучала музыка, и я спросил:
— Поете? Какую музыку слушаете?
— Не. Некогда, да и не до того. Кто меньше спит — тот дольше живой. Ехали домой, пол-автобуса пьяные. Песни пели….
— Какие?
— (Cмеется) Украинские.
— А какое у наших ребят в войсках, в Зоне, настроение?
— Домой, конечно, хотят. Хотим (поправляется). Ну да раз уж выпало…
* * *
В своем общении с нашими парнями на передовой мы не наблюдали бравады, не слышали геройских высокопарных речей. И ни разу, ни единого разу никто из нас не услышал жалоб и стенаний, всхлипов и сетований. Но слышал я, как по волкодавьему щелкали челюсти парней-десантников, говорящих о противнике, о перемирии, унесшем, по их словам, больше наших жизней, чем горячка военных действий. И опять перед глазами выглядывающий из УАЗа-«таблетки» улыбающийся парняга: «Мама, я живой, слава Украине!».
Один из многих, Николаев-АТО-Николаев
